№ 5
на песню "Мой Ангел"
читать дальше
Я шел по библиотеке между стеллажами. То там, то здесь встречались другие соискатели древних знаний, но ни один не оборачивался на меня. Оно и понятно: я-то не знание и уж точно не древнее. Да и не принято здесь мешать друг другу, пусть даже и взглядами.
Повернув снова, я уперся в довольно просторный тупичок, образованный двумя стенами и книжной полкой. Помимо меня здесь находились еще двое: седая женщина в бесформенном балахоне, который когда-то, очевидно, был платьем, и молодой студент-очкарик, мой ровесник или немного старше. Женщина сняла с полки книгу и листала ее, тогда как студент пока лишь водил пальцем по корешкам, одними губами произнося названия. Понаблюдав за ними, я развернулся и уже хотел идти в обратную сторону, когда увидел ее.
Она стояла, прислонившись к стене, и в своей обычной пытливой манере смотрела на меня. Худенькая, длинноногая, достаточно высокая для девушки, но рядом со мной все равно выглядящая малышкой. Кудрявые красные волосы собраны в хвост, в серо-голубых глазах прячутся золотые искорки смеха, полные губки сложились в ухмылку. Одета в светло-бежевые джинсы, кроссовки, рубашку с коротким рукавом, заманчиво застегнутую не до конца. На левой руке серо-розовая фенечка, которую я когда-то собственноручно сплел.
Я замер, боясь, что она лишь видение и что в любой момент может исчезнуть. Я всматривался в каждую черточку, готовый найти незначительное отличие и понять, что это не она, а просто похожая на нее девушка.
Но она не исчезала, и отличий не находилось. Это была именно она.
Наконец я выдохнул и решительно шагнул к ней. Сгреб в объятия и впился в зовущие губы долгим поцелуем. Она сначала замешкалась, сбитая с толку моей решительностью, но довольно быстро сообразила, что к чему. Ее руки обвили мою шею, и она ответила на поцелуй, противопоставляя моему напору свою нежность...
Когда мы смогли оторваться друг от друга, я заглянул в ее любящие глаза и пробормотал, смущаясь собственных жестоких слов:
— Аня... Но ведь ты умерла...
Ее звонкий смех рассыпался вокруг, окутал меня сияющим коконом.
— Глупенький! Зачем ты веришь всему, что обо мне говорят? Я же здесь, с тобой. Я настоящая. Я живая.
Я взял ее руку и прикоснулся губами к ее запястью. Как давно я мечтал это сделать!
Она снова засмеялась. Вырвала руку и потянулась к пуговицам на рубашке.
Я оглянулся и увидел, что ни студента, ни женщины уже нет поблизости. Никто не смог бы нам помешать...
Когда я открыл глаза, солнечные зайчики уже вовсю резвились на потолке. Вставать не хотелось, тем более я все равно уже проспал все на свете. Чертов сон! Я же планировал встать на рассвете, по росе дойти до леса...
А теперь какие уж тут грибы-ягоды, какие «удачные кадры», тут бы привести себя в порядок, напомнить себе, что мои сны не являются отражением реальности, а всего лишь плод воспаленного сознания.
Самоубеждение заняло около получаса, потом я все-таки со стоном сполз с кровати и направился в душ. Мимо зеркала проходил с закрытыми глазами — моя помятая со сна рожа и менее впечатлительную личность способна повергнуть в шок.
Вдоволь поплескавшись и умывшись, я все же рискнул заглянуть в круглое зеркало, висящее над раковиной. Посмотрел, прищурившись, на отражение, потер ладонью идеально гладкую щеку. Да, мне уже девятнадцать лет, но никакой растительности на лице не было и появляться, судя по всему, не собиралось. С одной стороны, это было подарком — мне не надо было бриться каждый день, а с другой... О, это сущее наказание, меня все считали маленьким мальчиком, просто не по годам высоким, ведь вдобавок к отсутствию щетины я был почти двухметрового роста и обладал очень тонким, буквально птичьим костяком. Да и волосы, сзади спускавшиеся на плечи, а впереди спадающие челкой на брови, я красил в ярко-оранжевый цвет, который, между прочим, пора бы обновить, вон уже хорошо видны отросшие темные корни... Так вот, крашеная шевелюра тоже не способствовала увелечению мужественности в моем облике.
Хотя, когда мне давали на вид лет тринадцать, это было не самым страшным. Пару раз меня принимали за девочку — вот где самый кошмар! Наградила маменька сыночка огромными наивно-серыми глазищами и аристократичными чертами лица, ничего не скажешь, красивыми, да только слишком уж утонченными. От отца, невысокого кареглазого блондина, мне достались, по-моему, только несколько несвойственных женскому полу сантиметров в штанах. И где только мама нашла настолько рецессивного самца...
Стоило вспомнить мою благородную родительницу, как тут же зазвонил телефон. Не глядя на экран, я нажал на кнопку принятия вызова и лениво поинтересовался:
— Да, мама? Что-то случилось?
И сразу огреб по ушам. Выслушал лекцию на тему того, что мать вправе звонить своему единственному ребенку в любой момент времени, независимо от обстоятельств, согласился с тем, что я бесчувственный болван, раз смею предполагать, что мне звонят лишь тогда, когда что-то нужно сделать, и, прерывая горестные вздохи о неблагодарности нынешнего поколения, все же настоял на ответе на свой вопрос. Мама ради приличия еще немного порассказывала мне о правилах приличия, после чего все-таки призналась: приходил неизвестный ей мужчина, представился моим старым знакомым и спрашивал, где я нахожусь и когда вернусь в город, обосновывая свой интерес неким важным делом. Конкретизировать отказался, тогда мама попросила оставить номер телефона, дабы передать его мне, но на это тоже получила отказ. Мужчина ушел, пообещав заглянуть снова в ближайшее время.
Я недоуменно почесал в затылке. Единственный мужчина, у которого со мной есть общее дело — это мой работодатель, но он с мамой знаком, более того, даже заслужил ее расположение своим восхищением маминой безупречностью. Может, конечно, кто из друзей решил мне помочь, подкинув клиента, но тогда было бы логичней дать мой номер телефона, а не домашний адрес, где меня летом вообще не застать. Да и в остальное время меня там трудно поймать, я все время в разъездах: фотографа, как известно, ноги кормят.
Я признался маме, что не в состоянии вспомнить никого, кому давал бы свой адрес, и посоветовал в следующий раз выпроваживать незнакомых посетителей сразу же.
Мама пообещала в следующий раз так поступить. Потом помолчала и, когда я уже начал беспокоиться, что связь прервалась, торжественно сообщила:
— Сын, у тебя будет сестренка.
— Это как? — глупо спросил я.
— Ты такой большой, а до сих пор не знаешь, откуда дети берутся?! — возмутилась мама.
— Нет, я не то имел в виду... — пробормотал я. — Это точно? Ты сдавала анализы?
— Дорогой, ты прекрасно знаешь, что мне нет необходимости консультироваться с врачами. Я уже три недели как беременна. Не сообщала, потому что хотела быть уверенной в собственных ощущениях, — лекторским тоном возвестила ма.
Я наконец смог отлепиться от стены, в которую вцепился от такого известия, и сел на кровать. Родители «работали» над вторым ребенком в течение восемнадцати лет, и казалось уже, что все попытки обречены на провал... И вдруг получилось! Я совершенно искренне выдохнул:
— Я так рад за вас! Поздравляю!
— Тебе стоит порадоваться еще и за себя, Дим, а то совсем кислый ходишь, — ехидно заметила мама.
— Ничего я не кислый! — возмутился я, про себя уже в который раз удивляясь способности матери на расстоянии чувствовать мое настроние. — Просто сон. Дурной сон.
— Расскажешь?
— Нет. Прости, мам, но не думаю, что в этом есть необходимость.
— Как хочешь, — легко согласилась ма. — Звони, если передумаешь. Удачи! Я люблю тебя, сын.
— И я тебя, — сказал я уже гудкам в трубке.
Маменька была как всегда в своем репертуаре.
Кот встретил меня душераздерающим мяуканьем, высказывая все то нелестное, что у него имелось насчет хозяина-засони. Я покорно насыпал ему корма и в качестве извинения добавил еще молока. Потом уже сварил себе кофе и сел за ноутбук.
Но работа не шла. Мои мысли то возвращались к привидевшемуся мне ночью, то крутились вокруг радостной вести от матери.
Да и почему я назвал сон «дурным»? Только потому, что собственными глазами видел могилу Ани, а во сне она сказала, что на самом деле жива? Чушь какая. Да, больно от таких вывертов подсознания, но ведь не в первый раз такое. Привыкнуть уже должен был.
Кот тем временем закончил трапезу и вспрыгнул ко мне на колени, довольно мурлыкая. Я автоматически почесал его за ухом, другой рукой дотянулся до лежащей на противоположном краю стола пачки. Закурил и начал вспоминать все с самого начала под кошачью песню счастья.
Когда я впервые увидел Аню, мне было четырнадцать лет, ей — шестнадцать. Ее семья купила дачу в нашем районе, и кто-то из моих старших друзей заметил, что в семье есть вполне милая дочка, и привел к нам на костер. Ни о какой «любви с первого взгляда» речи не шло, даже наоборот, она мне очень не понравилась тем, что вела себя, будто все вокруг были глупыми детьми, а она — единственной взрослой среди детсадовцев. Мы даже немного повздорили из-за какой-то глупости, кажется, она попросила сигарету, а я заявил, что девушке курить не положено. Она запальчиво ответила, что я сам в таком случае девушка мечты, потому как не пью и не курю, да еще и мордашка у меня смазливая.
Все вокруг засмеялись, а я обиделся. И ушел.
Через год произошла наша вторая встреча. Было начало лета, Аня с подружками обсуждала свое выпускное платье, а я сидел рядом и слушал. И еще исподтишка разглядывал ее, вдруг заметив, что она выгодно отличается от других девушек. У тех обязательно находилось что-нибудь, что противоречило моим представлениям о красоте, а Аня словно бы была безупречной. Нет, не как все те искусственные красотки из журналов, а по-живому, по-настоящему безупречной. Позже мама обратила мое внимание на то, что ее на самом деле нельзя было назвать первой красавицей, но ее обаяние с лихвой заменяло собой все остальное, чего не хватало в ее облике.
Аня заметила мое внимание. И предложила на следующий день поехать с ними на озеро, если не пойдет дождь и сохранится жаркая погода. Услышала мое неуверенное «хорошо» и пообещала заехать за мной утром.
Я провалялся без сна почти всю ночь, кое-как забывшись только на рассвете. И первым моим вопросом, когда мама пришла меня будить в девять, был вопрос о погоде. Мама улыбнулась и сказала, что погода ожидается самая подходящая для поездки на озеро. Откуда она узнала о моих планах, я так никогда и не понял.
Как и было обещано, за мной заехали около полудня. Я взял свой велосипед, и вскоре мы мчались по шоссе через лес. С нами было еще двое девушек и трое парней, одного я знал — звали его Максом и он был на год младше меня, пониже ростом, смуглый, с более темными волосами и карими глазами. Этакая моя противоположность. Двое других ничем не выделялись, и я решил, что у меня нет конкурентов в деле завоевывания Ани.
И каково же было мое разочарование, когда я узнал, что тот самый Макс, которого я привык считать малолеткой, помня прошлогоднее отношение Ани ко мне, четырнадцатилетнему, оказался ее парнем! Я безумно расстроился и почти все время просидел на берегу, кусая губы. Вернувшись вечером домой, я упросил маму уехать в город. Настал еще один годичный перерыв в нашем с Аней общении.
Именно после случая с Максом я и начал красить волосы — мне хотелось отличаться от него по всем параметрам. Помимо этого я с головой ушел в учебу, а также мне подарили мой первый фотоаппарат. Я изо всех сил старался забыть девушку с красными волосами. Но не вышло.
К нашей следующей встрече я уже хорошо научился прятать собственные чувства, поэтому Аня была неприятно удивлена моей холодностью. И, думается мне, именно по этой причине она всерьез заинтересовалась мной. Макс к тому времени перешел в статус «просто друга», освободив для меня место рядом с Аней.
То лето было самым счастливым в моей жизни. Мы целые дни проводили вместе, расставаясь лишь для короткого сна — каждый в своей постели. Мы излазили всю округу на предмет интересных мест, соревновались, кто быстрее проедет маршрут, кто глубже нырнет, кто выше залезет на дерево... Невинные детские шалости, одним словом, хотя мы уже не были детьми. Лишь один раз я рискнул перейти границу, но очень быстро «спрятался обратно в раковину».
Тем вечером мы не пошли на общий костер, решили устроить свой собственный. Взяли пиво, нашли хорошее местечко — несколько берез среди поля, чудом не срубленных, когда было решено сеять на этот поле овес. Я выкопал небольшую ямку для костра, притащил хвороста из леса через дорогу, нашел удобное для сидения бревно.
Было уже далеко заполночь, все уже было выпито, мы просто сидели обнявшись и смотрели на пламя костра. Не знаю, как так получилось, что Аня обернулась ко мне и ее губы оказались так близко... В общем, я ее поцеловал. Наверняка очень неуверенно и совсем неумело, но уж как мог. Она не протестовала и даже сказала, что ей понравилось, как я целуюсь, но вместе с тем попросила не продолжать, объясняя это тем, что слишком пьяна, чтобы отвечать за последствия.
Наутро мы об этом не говорили и вообще сделали вид, что обо всем забыли.
Лето пролетело, и, уезжая, мы обменялись городскими адресами, пообещав друг другу не теряться в паутине мегаполиса.
Так и получилось. Мы продолжили наши прогулки, разнообразив их походами в кино, театр, посещением концертов, кафешек и баров. Я готовился к поступлению в тот институт, где училась моя любимая. Мы вместе отпраздновали ее девятнадцатилетие, через три месяца, в мае, мое семнадцатилетие. А в июне случилась беда. Аня заболела.
Чем — я так и не узнал. Она запретила мне к ней приезжать сразу же, как только слегла с высокой температурой. И, прометавшись в лихорадке неделю, Аня умерла.
Я хорошо запомнил день ее похорон. Дул пронзительный ветер, моросил дождь, где-то вдалеке звонил колокол. А я стоял в стороне и смотрел, как незнакомые мне люди прощаются с моей любимой...
— Эй, Ринн, ты дома?
Крик со двора вырвал меня из воспоминаний. Я вздрогнул, помотал головой. Кот впился когтями мне в ноги, недовольный моим шевелением, и я тут же согнал его на пол, поскольку очень не люблю, когда меня царапают. Кот об этом знал и потому обижаться не стал, вместо этого он пошел на улицу посмотреть, кого же принесло к нам в гости.
Я критически окинул взглядом стол. Чашка с остывшим кофе, кучка пепла и выключившийся ноутбук. Что ж, не самые трагические последствия.
— Ринн! — снова прозвучало с улицы, уже с добавлением тревожных ноток.
Но тут, видимо, обладатель голоса заметил моего кота, и тревога тут же исчезла.
— О, животина мохнатая! А хозяин твой спит, что ли?
— Ага, как же, поспишь тут, когда на улице такие вопли, — проворчал я, появляясь на веранде. — Привет, ребята.
Меня почтили своим присутствием мои старые друзья — Олег, Андрей и Илья. С ними, как всегда, увязалась Женя, девушка Андрея, захватив с собой своих подружек — Олю и Настю. А вот четвертая девчонка была мне незнакома.
— И тебе не кашлять, — обрадовался Олег, который, собственно, и орал до этого. Остальные согласно покивали.
— С чем приехали? Да заходите, не стойте на пороге, — я нацепил маску радушного хозяина: мои переживания — это только мои переживания, и знать о них разрешалось лишь Ане.
— А ты как думаешь? — подмигнул Илья. — Погреб у тебя на том же месте стоит? А то нехорошо получается — пиво уже теплое...
Я проводил взглядом появляющиеся из багажника андреевой машины и исчезающие в подполе ящики и вернулся в дом. Девушки порхнули следом за мной, причем Настя успела поймать кота, который злобно подергивал хвостом, но все-таки изображал мурлыканье: он терпеть не мог, когда его хватает кто-нибудь кроме меня, однако был вежлив, из-за чего и страдал, терпя тисканье и восторженные вопли со стороны женского пола.
Незнакомку, которая скромно держалась позади, никто мне не представил, а сам я спрашивать имя не хотел. Еще решит, чего доброго, что я ей заинтересовался...
Когда друзья наконец зашли на террасу, там сразу стало очень шумно и очень тесно, но, как ни странно, меня это не раздражало на этот раз. Наверно, я все-таки соскучился по ним, хотя и не осознавал этого. Женя быстро стряхнула пепел со стола в пепельницу, вылила остывший кофе и сполоснула чашку. Илья убрал ноутбук на полку, Настя посадила кота на диван и пошла разбирать содержимое принесенных из машины Олегом и Андреем пакетов, а Оля уже расставляла кружки. Вскоре в них уже пенился квас из моих собственных запасов. Мы чокнулись и выпили «за приезд»: все давно уже привыкли к моим странностям, среди которых было и то, что я требовал не пить ничего алкогольного в моем присутствии до наступления шести часов вечера.
— Вы надолго ко мне? — спросил я.
— А, как получится, — беззаботно отмахнулся Олег. — Или у тебя какие-то планы, требующие одиночества?
— Нет-нет, — поспешил объяснить я. — Просто хочу понять, как вас расселять.
— Ринн, милый, ну как будто в первый раз! — засмеялась Женя. — Как обычно.
А о незнакомке, стоящей в сторонке с полной кружкой, словно бы все забыли.
Еще одна моя странность — отношение к собственному имени. Я считал, что имя «Дмитрий», данное мне матерью с полного согласия отца, мне не подходит. И поэтому лет в двенадцать придумал себе другое — Тавринний, или коротко — Ринн, которым и пользовались теперь все друзья, и которым я подписывал свои фотографии. Маме я об этом не говорил, не желая ее обидеть, но, сдается мне, она прекрасно об этом знала, просто молчала. Не желая обижать меня.
Я залез на диван с ногами и из-под полуопущенных ресниц наблюдал за друзьями. Те вовсю уже хозяйничали в моем доме, и я не имел ничего против этого. Кажется, кто-то предложил приготовить нормальный обед, а не питаться полуфабрикатами, как это обычно делал я, и хозяйственная девушка Андрея тут же вызвалась осуществить эту идею.
Эти шестеро умели вдохнуть жизнь в мое существование, особенно необходимую после смерти Ани, когда я около месяца провалялся в постели в городской квартире. Мое затворничество тогда было прервано самым грубым образом: Олег и Андрей ворвались в комнату как образчики локального торнадо, раздвинули шторы и силой выволокли меня из кровати. Кажется, я матерился, пытался драться (чего, впрочем, никогда не умел — ни в детстве, ни сейчас), умолял дать мне умереть. Но они не слушали, дали пару затрещин, чтобы я перестал размахивать конечностями, и втолкнули под ледяной душ. А потом пришли остальные и напоили меня до полной потери памяти. Утро было омрачено тяжелейшим похмельем, однако никаких мыслей о смерти уже не было. Реанимация меня прошла успешно.
Поэтому неудивительно, что я позволял им делать все, что угодно — я был слишком благодарен, чтобы огорчать друзей отказами из-за глупой эгоистической тяги к одиночеству.
Вдруг кто-то коснулся моего плеча, и я вздрогнул. Открыл глаза и увидел ту самую незнакомую девушку. Против моего ожидания, она смотрела не на меня, а на кота, который уже успел прижаться ко мне пушистым боком и заснуть.
— Какой красивый, — завороженно прошептала она. — А как его зовут?
Я аккуратно отодвинулся, чтобы избежать прикосновения, и тоже взглянул на кота.
— Как зовут... — задумчиво протянул я. — А не знаю. Эй, мохнатый, тебя как-нибудь зовут? Впрочем, ты сам всегда приходишь...
Кот и ухом не повел, словно я не к нему обращался. Зато девушка хихикнула и перевела взгляд на меня, но попыток дотронуться больше не делала, что я оценил.
— Ты такой забавный, говоришь с котом, словно он тебя понимает!
— А он понимает. И куда лучше, чем люди, — немного более резко, чем стоило, ответил я, и улыбка с лица девушки тут же исчезла.
— Я Эля, — наконец произнесла она, когда молчание стало совсем неловким.
— Ринн.
— Мне сказали, что ты можешь помочь мне с портфолио...
Ах, вот оно что! Девочке требовались хорошие фотографии, и кто-то из друзей решил подкинуть мне возможность подзаработать. Только зачем ее надо было тащить сюда? Ведь и ежу ясно, что моя дача — это моя укромная «норка», где не должно быть никого лишнего, пусть даже и желающего пополнить мой кошелек.
Я окинул девочку оценивающим взглядом. Так, лет двадцать ей есть. Невысокая, не очень худая, но зато со всеми положенными изгибами, с полной грудью, которая вполне просматривается, несмотря на очень скромный вырез футболки. Брюнетка, волосы до плеч, прямая челка, какой-то невыразительный цвет глаз, нос того типа, что в народе зовут «картошкой», и слишком тонкие для ее лица губы. Да уж, с ракурсами придется попотеть, но что-то дельное получится должно.
— А тебя предупредили о стоимости?
— Да, я смогу заплатить, сколько надо. Только мне еще сказали, что по знакомству выйдет скидка, — она смущенно опустила глаза.
— Угу, скидка. И чья ты знакомая?
— Ринн, не будь букой, — посоветовал Илья, который слышал наш диалог. — Она со мной учится. Умная девчонка, между прочим.
— Предлагаешь сфотографировать ее роскошный мозг? — холодно поинтересовался я.
Илья засмеялся, Эля сникла еще больше.
— Да не расстраивайся, — пришла на выручку Оля. — Это он с виду такой ядовитый, а на деле очень добрый. И снимает отлично!
— Ну да, мне Настя показывала фотографии, — пролепетала Эля. Кажется, она уже сама была не рада, что решила связаться с таким ужасным человеком, как я.
Я взглядом попросил Олю увести от меня «потенциальную модель». Та поняла, кивнула, взяла Элю за руку и под предлогом помощи Жене утащила на другой конец террасы.
— Зачем она здесь? — спросил я у Ильи. — Ты знаешь, что я не одобряю посторонних на своей территории. Тем более посторонних женского пола.
Илья отвел взгляд.
— Все с вами ясно, — вздохнул я. — Опять решили меня сосватать?
— Ей правда нужно портфолио, — пробормотал друг, но не очень уверенно.
— Будет, — мрачно пообещал я. — И даже со скидкой. Но больше ничего! Я вам не племенной бык, чтобы пытаться спаривать меня с привлекательными самочками.
Я рывком встал, получив за это когтями от разбуженного кота, схватил с полки фотоаппарат и вышел из дома, демонстративно хлопнув дверью. Кажется, мне вслед крикнули, что я все неправильно понял, но мне было уже все равно. Быстрым шагом я направился прочь от дач, в сторону леса.
Нет, я верю, что друзья желают мне исключительно добра, и все, что они делают, направлено, по их мнению, на улучшение моего существования. Но когда они начинают лезть в мою личную жизнь, я зверею. Они почему-то свято уверены, что мне необходима девушка, аргументируя эту уверенность тем, что в девятнадцать лет здоровому мужскому организму уже положено желать здоровый женский организм. А вот как бы не так!
Я не хотел никаких отношений с противоположным полом, и у меня была на то причина: когда Аня... отбыла в лучший мир, мы еще не расстались. Да и не думали. Таким образом, я официально являлся ее парнем и теперь. Из чего можно сделать вывод, что с моей стороны будет предательством и изменой начать встречаться с кем-то другим.
Друзья крутили пальцем у виска и говорили, что я сумасшедший. Угрожали бытием вечного холостяка и мозолями на ладонях. На что обычно я громко хлопал дверью и уходил, как и в этот раз.
Я и сам не заметил, как вошел в березняк. Остановился лишь тогда, когда запнулся за корень и чуть не вспахал носом землю. Испугался больше за дорогую технику, нежели за сохранность собственной физиономии, но факт остается фактом: я наконец перестал нестись в неизвестном направлении и огляделся по сторонам.
Хм, похоже, на этот раз я успел сбежать куда дальше. Я не помнил, был ли я в этой части леса раньше, и решил обследовать его, раз выпала возможность, тем более, у меня как раз был с собой фотоаппарат. Спрятавшийся под листком гриб показался мне весьма привлекательной моделью, я тут же уселся на землю и прицелился...
Домой я вернулся уже на закате. Ожидал получить нагоняй за долгое отсутствие, но друзья улыбались мне как ни в чем не бывало. Я улыбнулся им в ответ и прошел в свою комнату, чтобы положить свое «ружье» и посмотреть, не звонил ли мне кто.
Мобильный сообщал, что у меня семь пропущенных вызовов. Я посмотрел список — Илья, Женя, Настя, Андрей, Олег, Оля. И еще один незнакомый номер. Значит, они беспокоились, а я как дурак оставил дома телефон... Я почувствовал укол совести. Бросил фотоаппарат на кровать и пошел на террасу с твердым желанием извиниться за собственное свинское поведение.
Однако моим благочестивым помыслам не суждено было сбыться. На террасе я никого не нашел, зато во дворе уже горели большие уличные свечи и позвякивали ящики с пивом. Стоило мне выйти, как меня тут же окутал гомон голосов, смех, гитарный перебор — Оля уже расчехлила свою гитару и теперь настраивалась.
Я взял себе бутылку и присел на лавочку рядом с Настей, которая тут же подвинулась, чтобы не касаться меня даже случайно. Я специально выбрал место рядом с ней — она как никто другой понимала, что мне неприятны прикосновения, поскольку и сама их не слишком одобряла.
Никто так и не спросил меня, где я был. Эля сидела тихо, как мышка, словно хотела слиться с сумраком и стать совсем невидимой. Наверное, ей промыли мозг на тему обращения со мной, и она теперь старалась следовать всем советам.
Постепенно стемнело, голоса набирали громкость, разговоры становились все откровеннее. Я в основном молчал, мне доставляло куда большее удовольствие слушать, нежели говорить.
Вдруг Оля потребовала тишины, сказав, что хочет спеть песню, которую мы еще ни разу не слышали. Все замолчали, и Оля запела.
Отключите мне свет,
Я наполнен тобой до краев.
Мне не нужен рассвет,
Ветерану сердечных боев.
Мне ненужное "да",
Я опошлен лимонной луной,
Пусть во сне иногда
Ты все так же танцуешь со мной,
Мой Ангел...
Я замер, не донеся бутылку до рта. Мне до того ярко представился легкой ангельской походки, взметнувшейся тонкой ткани платья, что я помотал головой, чтобы отогнать видение. Песня действительно была новой, во всяком случае, я ее ни разу не слышал.
Я подставляю горло любви,
Я в неизвестность бросаю открытым текстом
Обрывки снов.
Я прошу, не зови,
В моих безумных снах тебе совсем не место!..
На мгновение мне стало страшно, когда я подумал, что я мог бы совершить для того, чтобы Аня осталась жива. Что там «горло любви», да я бы пошел на убийство, только бы моя девочка была со мной не только в моих «безумных снах»...
У меня заболела голова. Я сжал пальцами виски, но не помогло. Тогда я встал, вышел за пределы круга света и полной грудью вдохнул ночной сладкий воздух. Стало немного легче, но не настолько, чтобы возвращаться. От запаха пива замутило, я отшвырнул бутылку. Ненавижу себя за такие припадки!
У меня было на выбор два варианта дальнейших действий: либо пойти и лечь спать, либо выпить чего-нибудь более крепкого. Первый вариант меня не прельщал, потому что я достаточно выспался и мог спокойно бодроствовать еще часов шесть. Так что я решил попробовать перебороть боль еще большим количеством спиртного.
Я зашел на террасу, заглянул в холодильник. Бутылка водки обнаружилась на дверце, ее-то я и искал. Взял ее, стакан, потому что из горла пить никогда ее не умел, сел за стол. Налил, опрокинул стопку... Горячая волна прокатилась по горлу, разлилась по телу приятной теплотой, боль, стучавшая молоточками в голове, затаилась, прячась на время, но обещая вернуться. Я налил еще, выпил.
Дверь тихо скрипнула. Я не обернулся, наливал третью стопку.
Тень скользнула на террасу, подошла к столу, присела на корточки, чтобы заглянуть мне в лицо. Эля.
— Тебе плохо? — спросила она.
— Нет, — ответил я. — Уходи.
Она встала, но не сделала ни шагу в сторону выхода. Помялась, глядя куда-то поверх моей головы, потом повторила попытку разговорить меня:
— А где твой кот?
— Гуляет где-то. Оставь меня в покое! — рявкнул я.
— Прости, я не хотела тебя обидеть, — она потянулась к моей руке.
— Не трогай меня! — я вскочил, наверное, слишком резко, Эля отшатнулась, в ее глазах читался страх. — Уходи, — уже более мирно попросил я. — Мне нужно побыть одному.
Девочка закивала и поспешно ретировалась. Умею я иногда людей пугать, ничего не скажешь... Может, и худой, но зато какой высокий! Попробуйте остаться спокойными, когда над вами воздвигается этакая башня и рычит на вас к тому же...
Бутылку я все-таки уговорил. Хоть и говорят, что пить в одиночку — моветон, а мне вот не рекомендуется пить в компании: наутро слишком стыдно. Пошатываясь, я встал и побрел в свою комнату. Кое-как раздевшись, упал там в кровать и уплыл куда-то в прохладную темноту.
Разбудило меня прикосновение к плечу. Кто-то прижимался ко мне со спины, ладонь этого неразумного человека скользнула на грудь, переползла на живот и потянулась ниже...
Я дернулся из навязанных объятий, перевернулся и прижал к постели... Элю. У нее в глазах блестели слезы, лунный свет очень удачно выбелил ее лицо... Я чертыхнулся и отпустил ее. Не о кадрах думать надо, идиот, а о том, как эта дура оказалась в твоей постели!
— Ты такой красивый, — всхлипнула эта несносная девчонка. — И одинокий... Ты не должен быть один!
— Много ты понимаешь, — огрызнулся я, чувствуя, что краснею: ведь я привык спать голым, а луна была настолько яркой, что Эля вполне могла рассмотреть каждую черточку.
— Я понимаю... Иди сюда, ко мне, — она протянула руки, забытое всеми одеяло упало на пол, и выяснилось, что Эля тоже неодета. — Я согрею тебя. Хотя бы этой ночью.
— Да пошла ты! — возмутился я, подхватил что-то из одежды и плед с кресла. Уже на пороге обернулся и добавил: — Утром ты отсюда уедешь. Я не желаю видеть тебя под крышей своего дома.
Я устроил себе новую постель на том самом небольшом диванчике, что стоял на террасе. Было жутко неудобно, но оставаться в комнате с озабоченной девкой мне совсем не хотелось. Головная боль вернулась, удвоив свои старания, я проворочался почти до самого рассвета, потом все-таки забылся тревожным сном.
Тем не менее, проснулся я все-таки первым. Умылся ледяной водой, поскольку доступ в ванную перекрывала Эля, наверняка так и оставшаяся в моей комнате. Сварил кофе, вышел на веранду, закурил. Мимолетно удивился отсутствию похмелья, но не придал этому большого значения. На душе словно кошки скребли, и, похоже, они всерьез решили выскребсти там какой-то замысловатый узор.
Таким меня и застал Олег — с чашкой в руках, сигаретой в зубах и задумчивым взглядом вдаль.
— Ты спал на террасе? — удивился он.
— Угу, — мотнул я головой.
— В комнате показалось душно? Или тебя оттуда выселили?
— Второе.
— Кто?
— Слушай, — я наконец перевел взгляд на друга. — Не прикидывайся дурачком. Наверняка это ночное явление «спасительницы» было организовано вами.
— Чего? — вытаращился на меня Олег.
— Эля. Пришла ко мне, уговаривала упасть в ее объятия и обрести счастье.
Олег озадаченно нахмурился. Развернулся, вернулся в дом. Обратно пришел уже с холодной банкой пива в руках, заметил, как я брезгливо скривил губы, пожал плечами:
— Извини, но надо. Значит, Эля...
— Угу.
— Повторяешься. Эх, говорил я им!.. — он глотнул пива, вздохнул. — Не обращай на нее внимания.
— Трудно не обращать внимания, когда мне так навязываются.
— Ринн, — он посмотрел мне в глаза. — Просто у кое-кого слишком длинный язык, особенно спьяну. Когда она прибежала к нам вся перепуганная и залепетала, что ты там сидишь один и пьешь... Илюха взял и ляпнул, что-де это ты от одиночества своего вечного. А Элька ушки и развесила... Она же добрая, во всяких гринписах состоит. Видимо, и тебя решила защитить от одиночества. В меру своих сугубо бабских представлений.
— Ясно. Спасибо за информацию, — я сжал кулак и придирчиво его осмотрел.
— Эй, ты же не умеешь драться, — на всякий случай отодвигаясь, напомнил мне Олег.
— Не умею, — согласился я. — Но до некоторых людей достучаться можно только путем знакомства их носа с твердой поверхностью. Раз по-хорошему они не понимают.
— Может, все-таки не надо? Ведь ничего же страшного не произошло! — попытался урезонить меня Олег. — Ну, подумаешь, предложили тебе себя... Не изнасиловала же она тебя! Да и как тебя изнасилуешь, лося здоровенного... Ринн, не делай глупостей. Илюха не виноват, что глупая баба неправильно его поняла.
— Он виноват тем, что начал рассуждать о том, в чем ничего не смыслит! Какого черта он вообще начал ей что-то объяснять?! Зачем он сюда ее притащил?! — я почти сорвался на крик, но вовремя вспомнил, что в доме еще спят, и снизил громкость.
— Да понравилась она ему. И хотел он ее здесь попробовать развести, обстановочка-то подходящая: природа, романтика...
— Чего? — настала моя очередь удивленно распахивать глаза.
— Того. Для себя он ее привез, для себя, а не для тебя! Не все в мире вокруг твоей персоны вертится. И что в тебе только бабы находят, ведь штабелями к твоим ногам укладываются, а ты лишь смотришь презрительно, перешагиваешь и дальше идешь... Знаешь, почему у меня ничего с Олькой не получилось? Да потому что она только о тебе и говорит! Ринн то, Ринн се... Настька помалкивает, но сдается мне, что и ей ты снишься, твоя фотография в рамочке сердечком красуется на ее столе. А теперь вот и у Илюхи свел зазнобу, сам того не желая. И вот кто ты после этого, а?
Я отвернулся. Слова друга словно пролили свет на все предыдущие события. Невыносимо хотелось заехать самому себе по морде, обозвать слепым бараном или хотя бы вылить на голову ведро холодной воды.
— Что за шум? — в дверях появился, позевывая, Андрей.
— Отвезешь сегодня Элю, Настю и Олю в город, — сказал я, отодвигая его и проходя в дом.
— Ой, дурак... — простонал мне вслед Олег.
В моей комнате, вопреки ожиданиям, никого не оказалось. Я зашел внутрь, закрыл дверь на ключ, подошел к окну, распахнул его, сел на подоконник. Ветер ударил мне в лицо, заиграл с волосами. Я зарычал и со всей дури врезал кулаком по стене. Содрал кожу на костяшках, и рык перешел в жалобный скулеж.
Я сполз на пол, подтянул к себе ноги, обнял их руками. Закусил губу.
Казалось, что весь мой мир рушился прямо на глазах, да еще и кругом виноватым в этом оказался я сам. Мне постоянно врали, а я принимал это за проявление дружбы! Как же я ошибался в этих людях...
Олег тоже хорош: знал, но молчал, до тех пор, пока не приперло. А не случись инцидента с Элей, так и не узнал бы я, что ко мне, оказывается, испытывают чувства, далекие от просто дружеских. И, самое главное, кто? Те, кому я привык доверять! Те, от кого не ожидал такой подлянки. Те, кто виделись мне проверенными, испытанными людьми, бывшими со мной в самые сложные моменты моей жизни...
Как же могло такое случиться, что и Оля, и Настя...
В дверь постучали.
Как они могли делать вид, что ничего не происходит? Как я мог не заметить, что они смотрят на меня не как на друга, а мечтая быть со мной...
Стук повторился.
Я чувствовал себя так, будто я доверил человеку свою самую тщательно сберегаемую тайну, а этот человек посмеялся надо мной, пошел на площадь и рассказал о моем секрете всем желающим послушать.
Стук стал совсем настойчивым.
— Ринн! — позвали из-за двери, и я узнал голос Жени. — Ринн, открой, пожалуйста.
Мне не хотелось ни отвечать, ни, тем более, вставать и пускать кого-либо к себе. Я дотянулся до стоящего на полу магнитофона и включил музыку.
— Нам надо поговорить, Ринн! — Женя подергала за ручку. — Ну что ты как маленький...
Я действительно был самым младшим в этой компании, но раньше мне никогда на это не указывали. Я сделал музыку погромче, отрезая себя от звуков извне.
— Ринн! — в последний раз позвала Женя.
Потом к ней, кажется, кто-то подошел. Скорее всего, Андрей. Я слышал, что они о чем-то спорят, но не различал слов. Через некоторое время они ушли.
Я знал, что Андрей и Женя встречаются уже шестой год. Периодически они начинали говорить о свадьбе, но дальше разговоров дело не шло. Женя хотела детей, Андрей напоминал, что у них пока не хватит средств, чтобы воспитать достойного преемника. Женя соглашалась, и производство потомков откладывалось на неопределенный срок. Пожалуй, из всех нас они были самыми счастливыми, они даже никогда не ссорились. Или, возможно, просто не хотели выносить сор из избы, решая проблемы сразу и не позволяя никому постороннему знать о существовании этих проблем.
Когда-то и я мечтал о теплом семейном гнездышке, которые мы свили бы с Аней, о детях — непременно о троих, двух сыновьях и дочке... Дочка обязательно была бы похожа на свою мать, такая же красивая, умная, веселая.
Песня закончилась, и в паузе, пока не началась новая, я услышал, что на улице завелась машина. Значит, мою полупросьбу-полуприказ выполнили. Что ж, хорошо — хоть в чем-то я еще мог доверять друзьям. Или уже бывшим друзьям?..
Я осторожно высунул нос за дверь. В коридоре никого не обнаружилось. Облегченно вздохнув, я спустился вниз, на первый этаж, но в комнатах тоже было пусто. Слегка удивившись, я пошел дальше.
Единственная живая душа нашлась на террасе и оказалась Женей. Она стояла и задумчиво созерцала полную грязной посудой раковину. У ее ног вертелся кот, выпрашивая чего-нибудь вкусного.
— А где все? — спросил я.
— Уехали, — Женя наконец заметила кота и, взяв со стола пакет сухого корма, насыпала ему полную миску.
— А ты?..
— А я осталась. Андрей вечером меня заберет.
— Зачем?
— Что зачем? Зачем заберет или зачем осталась?
— Ты поняла, — я прошел мимо нее, выдвинул из-за стола стул, сел на него верхом.
— Не хами, — попросила Женя.
— Не буду, — покладисто согласился я. — Ну а все-таки?..
Женя не ответила, надела фартук и принялась за мытье посуды. Я пожал плечами и не стал настаивать, не хочет говорить — ее право. Мы молчали. Девушка суетилась спиной ко мне, я смотрел за ее уверенными движениями. И вдруг меня словно током ударило: я осознал, что что-то в ее облике было неправильным. Всмотрелся повнимательней...
— Евгения, — вкрадчиво произнес я. — А не будете ли Вы так добры посмотреть на меня?
Она отмахнулась мокрой рукой и продолжила свое занятие, тем самым подтвердив мои подозрения: Женя плакала. Видимо, что-то произошло, пока я отказывался контактировать с внешним миром. Раньше я бы просто оставил ее наедине с самой собой, считая себя не вправе вмешиваться, когда меня не просят, но что-то во мне изменилось сегодняшним утром...
Я встал, подошел к ней. Переборов свою обычную нелюбовь к прикосновениям, взял ее за плечи и развернул к себе. Двумя пальцами взял за подбородок и заставил поднять голову. Она попробовала было рыпнуться, но я держал крепко. Тогда она шмыгнула носом, вытерла его рукой в пене от моющего средства и разрыдалась уже всерьез, уткнувшись в мою грудь. Я неловко обнял ее и погладил по голове. Что и говорить, опыта утешения плачущих девушек у меня не было.
Впрочем, Женя сама успокоилась. Вдоволь наревевшись, она отстранилась от меня и, не поднимая глаз, пробормотала что-то вроде «спасибо».
Я передернул плечами, чувствуя, что моя футболка намокла не только спереди, где приняла на себя слезоразлив, но и сзади, где об нее вытерли руки. Мокрая одежда причиняла куда больше неудобств, чем ее отсутствие, поэтому я просто снял футболку. И тут же поймал на себе изучающий взгляд Жени.
— Что-то не так? — смутился я.
— Нет-нет, все в порядке, — поспешила уверить меня Женя. — Только... Можно вопрос?
— Валяй, — разрешил я.
— А ты везде такой... беленький и гладенький?
Я закашлялся. Я ожидал что угодно, но только не это! Забыл, наверно, что я немного отличаюсь от многих людей. Мраморная белизна кожи — это еще нормально, мамино наследство, а вот то, что волосы у меня только на голове, ну и брови с ресницами, являлось, кажется, отклонением.
Наверное, я покраснел, потому что Женя улыбнулась и сказала:
— Можешь не отвечать. Прости.
Я смутился еще больше и быстро ретировался в сторону комнат. Мне вслед донесся смех и ласковое «какой ты все-таки еще маленький». Как ни странно, но это меня нисколько не обидело.
Когда я вернулся, переодевшись, посуда уже была вымыта. Женя проводила меня взглядом и спросила, не голодный ли я. Я признался, что ничего не ел со вчерашнего дня, и мне тут же пообещали вкусный обед, если я не буду против немного подождать. Я не стал протестовать, тем более знал, что Женя готовит просто изумительно.
В процессе готовки она объяснила мне, что они повздорили с Андреем из-за меня. Тот считал, что я на этот раз перегнул палку и требовал меня проучить, а она сказала, что это будет слишком по-детски и добавила, что одного ребенка в моем лице вполне достаточно, посоветовав Андрею взяться за ум. Андрей вспылил, накричал на Женю, обвиняя ее в том, что она тоже в меня влюбилась. Женю такое обвинение, разумеется, возмутило, однако Андрея уже понесло. Он заявил, что не позволит сопляку собой командовать, а если его девушка смеет защищать меня, то она может считать себя свободной женщиной. Потом он сказал, что дает ей время подумать до вечера, и уехал.
— Нехорошо получилось, — пробормотал я.
— Зато я все-таки оказалась права, — пожала плечами Женя. — В том, что ты меняешься. В лучшую сторону, между прочим, — она подмигнула мне.