№ 1
На песни "Проклятые игры проклятого рода" и "Свобода из гранита".
читать дальше
Коридор извивается змеей, шипит потоками воды в простенках. Он бежит по нему бесконечно, безначально, вечно; хриплое дыхание: короткий тихий стон на вздохе, легкие не справляются. Шаг, другой; схватиться рукой за опору, чтобы не упасть, и снова — вперед, вперед, не останавливаться, не дать возможности тому, что позади...
Веер раскрывается с тихим хлопком. Она смеется, стыдливо прикрываясь, хотя какой может быть стыд, когда ее платье — воплощение желания каждого мужчины в этом зале? Очередной кавалер очарован, можно переходить к другому; она движется по залу как чума, везде оставляя свой след.
Он не видит, что именно преследует его в этой вечности, но чувствует — чувствует кожей это ледяное дыхание, эту жажду пригубить его теплую кровь, попробовать на вкус его пульс. Он знает: невозможно убежать. Он слишком приметная мишень, слишком живая цель. Но что-то гонит его, не дает дыханию совсем захлебнуться, а сердцу заполошно забиться в последний раз перед тем, как замереть совсем.
Время вальса. Раз, два, три... Она превосходно танцует, партнер склоняется к ее руке, чтобы поблагодарить за удовольствие вести. Он шепчет ей какие-то слова, но ее они не интересуют. Она примечает мальчика возле витой колонны, с золотыми волосами и чистыми серыми глазами. Будет ли он достоин?
Красные круги перед глазами чередовались с чернильной бездной. Высокие стены — не они ли сжимаются, отрезая от выхода? Тяжелый гранитный пол — не он ли выскальзывает из-под ног, стремясь навеки похоронить? Черный потолок — не он ли мечтает упасть, раздавить его как любопытного мотылька? Нет! Наваждение, наваждение, это тот, что позади, играет. Вперед, беги, не останавливайся, не умирай...
Мальчик удивлен, когда она подходит к нему. Ему нельзя быть здесь, он еще маленький, но он смог пробраться, потому что нерадивая нянька неплотно закрыла дверь. Она читает это в его сердце, а он завороженно следит за движением ее руки, поправляющей выбившуюся из прически прядь. В глазах мальчика отражается огонь, она берет кубок с вином и протягивает ему.
Силы давно должны были его оставить, но он все еще двигается. Он закрывает глаза, потому что так проще: когда не видишь, то не боишься. Ему кажется, что он замечает мраморный отсвет кожи, но здесь нет окон, лунному лучу не пробиться в сгущающуюся тьму. Душа сжимается, закрывается, прячется. Страх — самый отравляющий эликсир.
Мальчик делает глоток, и она проводит пальцами по его губам. Ткань перчатки намокает, но она не обращает на это внимания. Мягко подавшись перед, она наклоняется к его лицу, вдыхает его запах — смесь из интереса, удивления, желания. Мальчик ее не боится, и для нее это лучший знак. Она тихо, серебряно смеется.
Он сбивается с ритма, вскрикивает — впервые за всю вечность. Глаза распахиваются, зрачки расширены до предела. Он падает на колени, сжимает руками плечи. То, что все время было позади, теперь стоит перед ним. Оно не шевелится, но вселяет ужас одной своей фигурой, своей гранитной осанкой, ледяным взглядом и безначальным голодом.
Она выводит мальчика в центр зала; танцующие пары почтительно расступаются, давая ей место. Она не удастаивает их даже вежливого кивка: они все ей обязаны, потому что она наконец нашла...
Он пытается отползти прочь, но страх приковывает его к полу. Ему обещали свободу, свободу! Он плачет, захлебываясь слезами как ребенок. Они обманули его...
Она вскидывает веер, хотя в этом нет необходимости: все взгляды и без того обращены к ней. Ее голос прекрасен, как и она сама; все слушают, не в силах разорвать оплетающую их паутину слов. Она торжествует.
Последним рывком он бросает свое тело на стену. Им движет не разум, а животный инстинкт — спастись любой ценой от того, что убьет не только его тело, но и душу.
Ее прерывает вторжение. Один из гобеленов, покрывающих стены, вдруг оказывается откинут в сторону — и прямо на пол залы падает задыхающийся человек. Никто больше не смотрит на нее, гостям гораздо интереснее разглядывать корчащееся тело. На мгновение она хмурится, но почти сразу понимает, что произошло. Оставив мальчика, она подходит к человеку. Он не видит ее, в его глазах плещется лишь безумие — и единственная мечта о свободе. Она знаком приказывает слуге шире распахнуть потайную дверь; потом берет голову человека и поворачивает, заставляя его посмотреть назад. Он кричит — исступленно, на грани возможностей, звериный ужас прорезается в его голосе. Ближайшие к проходу в недоумении заглядывают в коридор, желая понять, что же так напугало человека, но видят лишь статую Девы Марии.
Она отпускает безумца, и его уносят слуги. Мальчик все еще стоит там, где она его оставила, и она манит его пальцем.
— Ты вступишь в Игру? — спрашивает она его. — Ты покажешь истинную храбрость. Ты получишь главный приз — свободу.
Мальчик колеблется несколько секунд, потом медленно кивает.
Она вновь раскрывает веер. Эту ее улыбку никто не должен видеть.